Kaisa, 42 - 2 января 2012 21:40

[B][U]ТОСКА II час[/B]ть.[/U]
Глаза открыты. Тихо. Темно. Холод змеей подбирается к горлу, кажется, что всё мое тело состоит исключительно из него. Птицы, замерзая от дыхания тоски, одна за другой падают на дно неподвижных глаз. Стук. Они падают молча, сложив крылья, даже не пытаясь спастись. Вот они все. Как на подбор… Только в воздухе еще долго будут кружиться их перья, застилая мои воспоминания этаким белым пушистым саваном. Они умерли достойно. Пусть так.
Внутри меня теперь белая пустота. Холод. Моя тоска, довольно вильнув толстым хвостом, возвращается на место, медленно втягивая свое омерзительное тело в ложбинку под ключицей. Она сделала всё, что хотела.
Моё тело. Храм моей души. Узилище моей памяти. Могила моих воспоминаний. Теперь оно больше похоже на вещ док под яркими лампами зала суда.

- Уважаемые господа присяжные заседатели! Взгляните сюда! Что вы видите перед собой? Это улика, оставленная незадачливым преступником. Обратите внимание, на теле еще виднеются следы ласки, оно еще помнит тепло поцелуев. Если присмотреться, то вы заметите, что рисунок этих прикосновений – не просто рисунок! Это карта…. – все громче и визгливей становится голос моего обвинителя. Он немилосердно тычет своей указкой в живот, ровно туда, где еще мгновение назад робко проступал цветок, пробужденный горячими губами моего мужчины. Теперь, пораженный его презрением, он ссохся, превратился в комок засохшей крови. Растекся чернильной кляксой по коже.
Да. Моё тело – это улика. У тоски нет глаз, она способна отравить воспоминания, опустошить меня изнутри, но чужую ласку она не чует. Она не способна ее сожрать. Вот и лежу я теперь под сотней ламп, раскинув руки по швам, с безразличием ожидая приговора. Горячечный бред обвинителя, упрек в глазах присяжных, шепоток зевак в зале суда – все это слипается в один огромный липкий ком, катающийся в пустой моей голове. Шум отходит всё дальше, безразличие овладевает мной. Властно, не терпя возражений, оно погружается в меня.

Холодная улитка, сжимающаяся в моем животе – больше не имеет значения. Пустота – ее больше нет. Теперь только усталость и безразличие. Нет больше пустыни в груди, нет больше пещеры в горле. Кругом только серое холодное море. Насколько хватает глаз только вода, скрывающая под своей толщей мелкие осколки янтаря. Иногда они тускло поблескивают со дна. В особенно лунные ночи. Лишь изредка дыхание пронесет над бескрайней водной гладью стайку неуспокоенных перьев белых крикливых птиц. Море жадно вскидывает волны, пытаясь схватить хоть одно. Мне это безразлично. Теперь безразлично.
Непривычно мягкое прикосновение. Мускулы сжались, как от пощечины. Ласка!.. Что-то шевельнулось во мне.

…Солнце, лес. Свет льется тонкими струями сквозь частое сито из веток и стволов на замшелый камень. Где-то за спиной шелестит река. Тонкие пальцы танцуют замысловатый танец на твоем, загоревшем в черное, плече. Мои пальцы. Запах! Так может пахнуть только твоя кожа. Тонкий, едва различимый, пряный аромат, когда тебе хорошо, к нему подмешивается нотка озона и чуть-чуть муската. Пальцы скользят по щеке, не торопясь, словно стараясь запомнить дорогу, замирают у каждой впадинки, гладят паутинку морщин, спускаются за ухо. Осторожно, только бы не разбудить! Кисть руки замирает в нерешительности: вдруг разбужу? И все же не могу удержаться – запускаю пальцы в твои волосы. Мягко. Упруго. Твоя голова лежит на моих коленях, и они до последней молекулы ощущают эту важную тяжесть.

Долго не могу оторвать взгляд от твоего лица. Схожу с ума от напряжения, пытаясь запомнить его полностью, и этот свет, и рисунок теней, и созвездия родинок, меридианы морщинок… Ты спишь. И невдомёк тебе, горькому, что ты стал иной формой мира, целой жизнью, прожитой в одном взмахе ресниц. Мир и свет, крик счастья - все эти слова не решаются даже приблизиться к тебе, понимая свою ущербность в сравнении с тобой. Они, подобрав свои жалкие синонимы, отползают в небытие, оставляя меня наедине с тобой, на этом камне. Пальцы живут отдельно от меня, не разделяя моего страха, они трогают и ласкают все, что попадается на их пути. Из-под них дивной радугой, странным узором растекаются древние заклинания. Сознание моё угасает. Нелепо вздрогнув, робко, как-то бочком уходит последняя мысль. Вот и всё, что осталось. Камень, река, запах кожи, спящий и ощущение подглядывающей за мой вечности.

Рекурсия. Это я. Моя голова лежит на коленях, мои ресницы трепещут как бабочки в абажуре. Голова на коленях существа, ближе которого только Бог. Это меня не может вместить сознание, это я заменяю все слова фактом своего существования. Это я. Чья-то жизнь и вселенная. Чья-то жизнь длится лишь то мгновение, пока я думаю об этом, и оборвется в момент, когда я забуду.

Рекурсия. Моя голова лежит на камне. Руки трогают бархатистый мох. Мягко, упруго. Трещинки на камне, как морщинки на любимом лице. Сознание бессмысленно тщится вспомнить это лицо, сердце пытается вдохнуть в него жизнь. Родинки, как карта.… И сразу тысячи ламп, сдирающих все тени с поверхности кожи, стирая тем самым тонкий пунктир, который вел к желанной цели. Мельтешат какие-то лица с огромными, нечеловеческим ртами, они что-то орут, тычут в меня презрением. Горячий липкий шар из звуков и света…. Белые птицы, выкрикивающие свои имена, которые смутно отзываются внутри меня янтарным блеском…

Рекурсия. Это страшный конец. Это бесконечное прохождение по спирали улитки, поселившейся в моем животе, но с каждым витком всё глубже и глубже проваливаясь в вариации своих воспоминаний. И каждое несказанное «а если» только удлиняет это падение. То ли падение, то ли полёт, незавершенный процесс, глагол настоящего времени. Я отдаюсь своей �

• 
• 
•