Kaisa, 42 - 2 января 2012 21:41

ТОСКА часть I
Ты хотел узнать, что я чувствую. Знай.
Александру Гребенникову

Темно. Тихо. Глаза открыты. Я не знаю, сколько времени я уже вот так лежу без движения, без звуков, без света. Время тугой холодной улиткой скручивается внизу живота. Недовольно ворочается. Это не больно. Это мерзко.

Долго. Тягостно. Гадко. Лежу, бросив своё тело на съедение тоске. О, моя тоска такая затейница! Мерзкой лоснящейся ленивой змеёй она выползает из-под ключицы. Она слепа, но глаза ей ни к чему. Запах безысходности дурманит ее. Жрать она начнет издалека – холодом лизнет пальцы ног, делая это нарочито медленно, будет подниматься к коленям, по внутренней стороне бедер, сладострастно извиваясь в предвкушении пиршества, скользнет внутрь. Самое сладкое она оставит на потом. Моя тоска обожает воспоминания. Она глотает их медленно, долго облизывая холодным липким языком, обволакивая их своим ядом. Ей это нравится.

Теперь холод внутри меня.

Время замерло. И утратило смысл. На краю сознания, как шероховатые камешки в прибое, перекатываются слова «секунда, месяц, год, час»… Эти звуки потеряли всякое значение. Теперь это не больше, чем колебания воздуха в гортани.

Тело смирилось. Оно безропотно согласилось стать узилищем для памяти. Теперь осталось только выбрать для нее камеру понадежнее…

Под каменными сводами ребер распростерлась пустыня. Сухо. Жарко. Горячее марево, переливающееся всеми оттенками мёда, неровно вздрагивает под пристальным взглядом. Иллюзия покоя. Только на самом верху, наглухо запутанное в паутине тонких сосудов, надрывно бьется сердце. Умирающее солнце. Кругом только мёд и янтарь. Здесь не место для воспоминаний. Под камень их не спрячешь – вырвутся, расползутся. Соберутся все вместе и прольются ливнем, солёным, как все невыплаканные слёзы. Прорастёт моя память. Её молодые побеги разорвут мою грудь в клочья. Сломают рёбра, с треском лопающейся кожи, проникнут вовне.

Улитка в животе скрутилась еще туже. Медленно, очень медленно нарастила еще один виток панциря. Это невыносимо. И только лоснящаяся, словно смазанная жиром, змея неторопливо двигается вверх. Обвивая позвоночник, она неуклонно стремится к своей цели. Там, где она уже прошла, не осталось ничего. Даже страха. Пустота. Холод. Над пустыней взметнулась вверх стая перепуганных птиц. Чуют. Хаотично мечутся эти странные птицы, назойливо выкрикивая свои имена, стараются напомнить о себе. Пусть теперь мои воспоминания будут птицами. Так даже лучше. Им всё равно не скрыться, с крыльями они или без, тоска их возьмёт. Медовое марево содрогается всё ритмичнее, суховей поднимает полчища пылевых чертиков, надеясь хоть так остановить надвигающуюся тоску. Безнадежно. Птицы кричат всё пронзительнее.

Стараюсь не слушать их вопли. Забыть их язык и перестать понимать, о чём они мне кричат. Отключить слух так же, как до этого усмирила сатиновые волокна мышц. Разгладила их, расстелила ровно, любовно разгладила каждую складочку, каждый залом.… Теперь они как свежая простынь. Только слух изнутри не отключается. Что ж. Пусть так. Сил нет, ни бороться с тоской, ни бороться с воспоминаниями. Пусть их всех. Я могу только спрятать их получше.

В моём теле столько укромных мест. Суставные сумки, ногтевые пазухи, глазное дно… Анатомические названия похожи неприятный треск рассохшегося дерева. Сложно вообразить, как это выглядит, и уж тем более – где находится и зачем. Но птицы, похоже, не задаются такими вопросами – их цель – остаться в живых, и прилетать ко мне, роняя перья, хлопать крыльями над изголовьем кровати, невнятно курлыкать над ухом, заставляя переживать снова и снова.

Я больше так не могу.

Гнать, гнать этих птиц из груди! Дальше от тоски, дальше от изнывающего сердца. Выше, вверх… Солнечное сплетение проносится мимо, рябит ярким светом сквозь перья птиц. Выше. Ямочка между ключиц. Глубоко. Темно. Мягко и гулко. Как вход в пещеру. Смотришь вглубь – затягивает. Вдоль вылизанных ветром дыхания мерно пульсирующих стен, не касаясь их, мучительно вглядываться в надвигающуюся тьму, боясь оглянуться и не находя сил устоять.… Падать. Лететь. Предчувствие отсутствия дна сводит с ума. Наверное, моим птицам будет здесь хорошо. То ли падать, то ли лететь, быть вечно незавершенным процессом, глаголом настоящего времени. Противоречить самой свой сути. Падать всю мою оставшуюся жизнь.

Тоска не отстает. Она не торопится – знает – ее победа дело времени. Его она давно победила. Оно свернулось в тугую спираль, и становится все туже, скручивает себя. Умирая, время холодеет, этот озноб расползается концентрическими кругами по моему обглоданному тоской телу.

• 
• 
•